Это
был самый обычный двор, стоявший в самом обычном квадрате из четырех домов. В
нем были свои законы, свои порядки , свои правители и, как и водится во всех
дворах, свои чудаки. В этом дворе таковых было двое, точнее – две.
Это
были две девочки одиннадцати лет, состоявшие в дружбе между собой, но ни с кем
больше не общавшиеся. Звали их Надя и Ариадна, или же Ринка. Они жили в одном и
том же доме, хотя и в разных подъездах, ходили в разные школы, но между собой
дружили очень тесно. Иногда ходили друг к другу в гости, при этом очень любили
выходить на балкон и смотреть вниз или пускать самолетики. С Ринкиного балкона
был виден двор, с Надиного – покрытый асфальтом троттуар. Вообще с Надиного
балкона обзор был куда лучше. Любимым занятием этих «чучел», как их величали
многие во дворе, были вечерние «посмеялки», названные так с легкой Ринкиной
руки. Так назывались задушевные беседы, происходивше на какой-нибудь отдаленной
лавочке двора или их любимом дереве, которое та же Ринка окрестила «штабом» и
которым они обе страшно гордились. Во время этих разговоров рассказывалось
множство смешных историй, как анекдотических, так и реальных. Все они вызывали
бешеный, заливистый смех, от которого потом долго болели животы. Однако,
разговоры шли и о более серьезных вещах. Обе рассказывали друг другу и о своих
школьных буднях и общении с противоположным полом. Разумеется, обе были
влюблены, обе – в благородных рыцарей, совершавших свои подвиги с в стенах их
школ. (Непонятно, как от этого не рухнули стены.) Следует заметить, что дела сердечные, у их сверстниц шедшие
полным ходом, у Нади с Ринкой подзадержались и были в основном предметом
разговора и объектом рассказывания историй. В устах Ринки истории были вполне
реальные, в основном комическогго содержания, иногда приукрашиваемые, чтобы
было смешнее. Из-за спины ее Ланселота то и дело вылезал умненький, но
странноватый, рассеянный и непутевый мальчишка. Надины же истории, касавшиеся
не кого-то одного, а целого «комплекта», как шутила ее подруга, были куда романтичнее, и распознать, где там
правда, а где вымысел, было сложно. Ринка в своем простодушии считала это все
чистой правдой, а если и обнаруживалось где-то враньё, не обращала на него
никакого внимания. Однажды, сидя в своем «штабе», после очередного взрыва
хохота, Надя мечтательно подняла глаза к небу и сказала: «А знаешь, я, наверно, кому-то очень
нравлюсь... У меня каждое утро под балконом кто-то пишет «С добрым утром,
Н.!» и не подписывается...» Ринка взглянула на подругу испытующе.
-- А может это...
Тут
последовал длинный перечень известных ей Надиных знакомых, однако, по словам
Нади, у каждого из них были веские причины таких вещей не писать. Кроме того, как сообщила Надька, в подъезде
нет больше ни души с имненем на «Н».
Ринку эта история заинтриговала, и она решила, что непременно побежит
под Надькин балкон, посмотрит на надпись и изучит почерк. Когда это было исполнено уже на следующий
день, надписи там не оказалось, а Надька в некотором замешательстве сообщила:
«Да нет же, её пишут часов в семь-восемь, а встаю я в девять, а в десять она
исчезает. Стирают, наверно...» Ринка недоверчиво подумала, как можно за
час стереть надпись мелом, написанную
так жирно, что видно с третьего этажа, если ее
тощие «классики» прерд воротами школы
стирались не меьше, чем часа за два. Впрочем, как решила Ринка, при
желании – все можно. Она решила копнуть эту историю поглубже. На следующий день, проснувшись, как всегда в
летнее время, рано, в полшестого утра,
Ринка мигом позавтракала и
побежала на улицу. Вместо того, чтобы
немедленно мчаться на ближайшее поле и смотреть, как распускается цикорий (как
это ни красиво, все равно может
надоесть), она понеслась к Надькиному
балкону. Надписи не было. Ринка
вспомнила, что ей говорила на этот счет подруга, вернулась на то же место
через два часа с букетом цикория в
руках. Надписи не было, как не было и кого-либо, кто мог бы ее написать. Разочарование по
этому поводу было огромным.
-- Ну вот, опять
она соврала... Уже даже неинтересно... Любопытно только, зачем она все время
сочиняет? Может она мечтает , чтоб так было, и поэтому врет? Ну вот я тоже
мечтаю у Левки в шахматы выиграть, но я ей так и скажу, что я только мечтаю,
а не буду врать, будто так оно и
было...
Тут
Ринку осенило. Ее пальцы лихорадочно зашарили по карманам, но там, очевидно,
ничего подходящего не нашлось. Перед
глазами в пятистах метрах вырастал башенный кран недалекой стройки.
На
Ринку сошло еще одно озарение.
-- Ой, да там же кирпич есть!
Через минуту она со всех ног неслась в сторону
стройки.
Надя
сегодня встала в десять, как и имела обыкновение. Дома никого уже не было, на
плите стоял завтрак, на балконе
сушилось белье. Едва протерев огромные сонные глаза, девочка вышла на балкон, чтобы снять с веревки свою любимую
юбку. На несколько секунд она глянула
вниз, и ее маленькие рыжие брови
поползли к вискам. Надька протерла глаза еще раз и для верности ущипнула себя и
плюнула через плечо. Нет, все было на месте. Прямо под ее балконом красовалась
написанная крупными корявыми кирпично-красными буквами надпись «С добрым утром,
Н.!». Надька мечтательно зажмурила
глаза. И промурлыкала про себя: «А может, это...», за чем последовал длинный
перечень ее знакомых.